Генерал вышел из-за стола, доброжелательно (точно как Черняховский) пожал Ромашкину руку, сразу перешел на «ты» (возраст позволял).

— Иди сюда, — подвел к окну, отодвинул край шелковой шторы и показал на дом, который находился за оградой городка ГРУ, на противоположной стороне улицы. Это был обычный жилой девятиэтажный дом. — Вот, смотри, сколько в этом доме окон. И за одним из них может засесть агент с фотоаппаратом, у которого длиннофокусный телеобъектив. И будет этот человек фотографировать всех входящих и выходящих через нашу проходную. Ты представляешь, какую картотеку может создать такой агент? Кто-то из наших разведчиков приедет в страну работать под крышей дипломата, корреспондента или коммерсанта, а фотография его уже поджидает, и с первых шагов пойдут за ним «хвосты», и на чем-нибудь обязательно подловят. Потому что они будут разрабатывать нашего разведчика прицельно, зная «ху из ху».

Ромашкин не понимал, зачем генерал ему это рассказывает: придется искать агента с фотоаппаратом? Но это дело контрразведки.

Генерал взял его под руку, подошел к большому дивану, обитому мягкой кожей. Они сели рядом.

— Разумеется, мы держим этот дом, все квартиры и их жителей под контролем, но все же и то, что я сказал, иметь в виду надо. Это первое. Второе — случилась у нас огромнейшая неприятность: недавно изменил Родине, оказался предателем наш шифровальщик в Канаде Игорь Гузенко. Он вместе с женой попросил политическое убежище и ушел с портфелем, полным секретных документов. Ты представляешь, сколько он знал и как теперь нам гадит!

И опять Ромашкин предположил: может быть, мне поручат выкрасть этого Гузенко как специалисту по «языкам» ?

Генерал между тем продолжал:

— Гузенко передал не только шифры, он выдает многих наших разведчиков, о которых знал по документам или по личному общению в посольстве. Недавно его переправили в Соединенные Штаты и там продолжают вытаскивать из него все мельчайшие подробности о нашей работе, и особенно о людях, которых он встречал в нашем управлении, видел хотя бы мельком. Мы пытаемся локализовать беду, выводим из-под удара тех, кто был ему известен. Учитывая, что перебежчики были в нашей службе и прежде, и мы не гарантированы — возможны и в будущем, я решил принять меры предосторожности. Тебя в управлении никто не знает. Приехал ты без сопровождающего. Шофер не в счет, он целыми днями кого-то возит. Сюда, в управление, ты больше никогда не придешь. Встречаться будешь только со мной на конспиративной квартире. Вызывать тебя буду только я сам. Адрес конспиративной квартиры я тебе дам. Мне нужен человек, которого никто не должен знать в управлении. Понимаешь?

Василий покачал головой.

— Не очень.

— Сейчас поймешь. Для того чтобы спасти от провала целую группу агентов в Англии, о которых может знать Гузенко, я не могу послать шифровку нашему резиденту. Шифровальщики и здесь и там, как показывает опыт с Гузенко, инстанция уязвимая. Передать указание через кого-то из наших старых работников я опасаюсь по той же причине, неизвестно, не навел ли на него тот же Гузенко в своих разоблачениях. Он знал многих. Тебя никто не знает. Поедешь в Лондон как дипкурьер Министерства иностранных дел в паре с настоящим дипкурьером. Они обычно курсируют вдвоем. Старшим будет твой напарник. Он будет знать, что ты новенький, недавно взятый на работу, бывший офицер Красной Армии. Легенды никакой не надо, при разговоре пользуйся своей биографией до поступления в разведшколу, ну и лагерные дела, штрафную роту исключи, не надо осложнять.

По сути дела тебе предстоит выполнить задание, похожее на то, с каким ты ходил в Витебск. Тогда ты принес важные документы, а теперь отвезешь небольшой пакет лично нашему резиденту. Он служит в посольстве, куда вы привезете диппочту. Он подойдет к тебе сам. Ты его узнаешь, — генерал встал, подошел к письменному столу, достал из ящика фотографию. На ней был светловолосый мужчина средних лет с простым, ничем особенно не выделяющимся лицом.

Ромашкин подумал: когда-то и его на мандатной комиссии отобрали, глядели, чтобы ни родинок, ни шрамов не было, обычный человек западного покроя.

— Запомнил? Вот ему отдашь конверт, когда вы будете с ним один на один. Никто вас не должен видеть. Подходящий момент он сам подберет, это его забота. Ты походи по посольству — в столовую, в клуб, в магазин — у них там есть на своей территории. Он подойдет и скажет: «Здравствуй, ухажер!» — Генерал улыбнулся. — Да, именно так, эта кличка к тебе уже прилипла. И Петухов, когда кандидатуру в школе подбирали, так тебя назвал: «Возьмите ухажера!» И я понял, о ком он говорит. И впредь, когда случится звонить мне по телефону, пользуйся этим псевдонимом. Я человек суеверный, а ты прошлое задание успешно выполнил, значит, кличка — везучая.

Василий удивился: у такого человека свои суеверия! Видно, у всех разведчиков эта черта в работе приживается: мы на задания никогда не брали кляпы, веревки, старшина Жмаченко стол не накрывал к нашему приходу с задания — считалось плохой приметой. Однажды нарушил старшина эту традицию — подготовил ужин, выставил выпивку и закуски, и мы в тот раз принесли вместо «языка» Костю Королевича.

— Документы тебе подготовят. Конверт будешь держать при себе днем и ночью лучше в карманчике на нательном белье. Карман сооруди сам. И вообще, запомни: знаем об этом поручении только я и ты. Петухову ни слова. Да он и сам не станет расспрашивать, не один десяток лет в разведке. Все усвоил?

— Вроде бы все.

— Обдумай хорошенько то, что я тебе сказал. Завтра пойдешь в отдел кадров МИДа, там тебя ждет Авдеев. Он оформил тебя в дипкурьеры и скажет, когда и с кем ты выезжаешь в Лондон. Конверт я тебе дам в день отъезда на вокзале. Сам приду тебя провожать. Ну, ни пуха тебе, ни пера!

И опять Ромашкин едва не послал к черту на сей раз самого начальника Главного разведывательного управления, но вовремя спохватился. А тот, как и Петухов, засмеялся и подбодрил:

— Давай, давай, не обижусь!

Но Василий все же не сказал этих слов, постеснялся:

— Я мысленно, товарищ генерал!

— Ну, хорошо, но мысленно произнеси: я же тебе сказал — суеверный.

* * *

В четырехместном купе дипкурьеры ездят только двое, два других места не продаются. Напарник Ромашкина, пожилой, полжизни на этой работе, Пантелей Тимофеевич, сразу запер купе изнутри. Сумки с почтой положил на верхние полки. Ромашкину, как новичку, пояснил:

— Почта должна быть на виду. В ящики под нижней полкой могут проникнуть из соседнего купе. В багажный чердачок наверху тоже, ночью из коридора могут стенку вырезать. Выходить из купе будем по одному. Дверь все время должна быть закрыта на замок.

Этим поучения и закончились. Пантелей Тимофеевич догадывался, что его спутник не обычный дипкурьер, и поэтому никаких вопросов не задавал, да и разговоров не заводил. Всю дорогу читал какую-то книгу…

Во Франции пересели на паром, пересекли Ла-Манш и благополучно добрались до советского посольства в Лондоне.

Пантелей Тимофеевич проделал этот путь не раз, хорошо знал сложности маршрута. А Ромашкину все было в новинку. Просто не верилось, что едет он на машине по Франции. В Лондоне поразила многолюдная суета на улицах, двухэтажные красные автобусы, сплошные магазины на всех улицах, мимо которых ехали на посольской машине.

Сразу сдали почту в секретный отдел и разместились, опять вдвоем в одном номере, в посольской гостинице.

Было очень заманчиво походить, поглазеть по улицам, но Ромашкин решил сначала избавиться от драгоценного пакета, который постоянно ощущал в кармане на нательной рубашке.

В столовую сходили вместе, а потом Ромашкин сказал:

— Пойду, подышу в садике.

— Иди, погуляй, — согласился Тимофеевич, — почту будем принимать завтра.

Василий прошелся по двору, посидел на лавочке. Потом спросил проходившую мимо сотрудницу посольства:

— Скажите, пожалуйста, где у вас магазин?